Эван Джордж, май 2018 (перевод с английского Алексея Михальского, с разрешения автора) / cсылка на источник: https://www.facebook.com/BRIEF.SolutionFocus/posts/10156269409114976
Мы все понимаем, зачем нужны вопросы, не так ли? Мы задаем вопросы, когда хотим узнать что-то, когда ищем информацию, когда любопытствуем о чем-то и хотим получить ответы. Действительно, вопросы и ответы (Q & A) идут рука об руку как тепло и холод, лето и зима, ночь и день, как проблема и решение – одно подразумевает наличие другого, а другое отражается тенью в нашем сознании и в нашем мышлении, даже если мы сейчас слышим только об одной из этих противоположностей. Когда мы услышали слово “Вопрос” – подразумеваем, что есть и слово «Ответ», и тут-то оно может выйти на первый план в нашем мышлении, а может, наоборот, скрыться в тени. Впрочем, обычно не только слово «Ответ», возникает в результате присутствия слова «Вопрос», а целый ворох слов и идей включается как реакция одновременно. Возможно, это происходит менее предсказуемо и немного менее вероятно, но достаточно часто, чтобы принять это за данность, чем удивляться этому, и спрашивать их “Кто это вас позвал” или “Почему вы тут появились”. Самые стойкие участники этой банды – слова «Информация», «Знание» и «Любопытство», но у них есть еще друзья, “Беседа”, “Перекрестный опрос”, “Допрос с пристрастием”, которые тоже иногда появляются на сцене.
Прежде чем продолжать, оглянемся назад. Всегда ли вопросы требуют ответов? Давайте представим путешественника, который заблудился в городе, подходит к местному жителю и спрашивает “Не знаете ли вы, где станция?” Большинство из нас, на месте такого путешественника, будут очень разочарованы, если местный житель ответит «да, знаю» и уйдет по своим делам. А что насчет учителя, который спрашивает класс «Сколько будет 464-78?» Конечно мы предполагаем, что учитель уже знает ответ, прежде чем задать вопрос, ему не нужна эта информация. Что-тов этом роде всегда происходит. Представим покупателя, который входит в книжный магазин и спрашивает. «Есть ли у вас это замечательное руководство «100 ключевых приемов ОРКТ» (Ратнер, Джордж и Айвсон)?» Какого типа этот вопрос? И, наконец, у нас есть психотерапевт, который спрашивает клиента (иногда по нескольку раз): “Могу ли я спросить вас об этом подробнее?” Все эти мнимые «вопросы», хотя и заканчиваются вопросительным знаком, не работают в парадигме “вопрос/ответ” и в контексте “информация/любопытство/знание”, когда ребенок спрашивает “Сколько звезд на небе, мам?” или студент, спрашивающий учителя “В каком году Чарльз Диккенс написал Барнаби Радж”.
Итак, как же лучше осмыслить рассматриваемые нами примеры вопросов? Кажется, пользы будет гораздо больше, если мы будем считать эти вопросы формой проявления активности, и что они имеют смысл только определенном контексте, в котором были заданы. Итак, у нас есть вопросы, встроенные в разные виды деятельности людей – путешествие, учеба и опрос, покупки, вежливое общение и налаживание сотрудничества. И только если отвечающий (спрашиваемый) понимает контекст, он ответит адекватно, и так, например, местный житель ответит: “Сначала налево, второй поворот направо, а затем вы увидите станцию внизу дороги”, а не просто “Да, знаю”.
Когда люди впервые приходят в Ориентированную на решение краткосрочную терапию (ОРКТ, SFBT), сначала это выглядит привычно – терапевт спрашивает, клиент в основном, отвечает, и именно эта привычность может быть опасна. Риск состоит в том, что по мере “Вопросов” и “Ответов” возникают “Информация” и “Знание” и “Любопытство”, а терапевт уверен, что мы занимаемся привычной деятельностью – “Понимание / Оценка / Знание”. Гораздо сложнее уловить, что ОРКТ совершенно не имеет дела с “Пониманием / Оценкой / Знанием” – “Информация” и “Знание” это понятия из другой сферы, а идея “Любопытства” опасна для нас и может завести нас в разные ловушки и проблемы. Как же нам лучше описать эту деятельность, в которой вопросы, ориентированные на решение, естественным образом будут иметь место?
Еще в 1987 году Карл Томм* предложил нам ответ, который может подойти нам, во второй из трех своих статей в журнале “Family Process” (“Семейный процесс”), озаглавленных «Interventive Interviewing», вторая из которых называется “Рефлексивные вопросы как средство самоисцеления”. В аннотации он указывает: “Рефлексивные вопросы – это аспект беседы как интервенции (interventive interviewing), ориентированный на то, чтобы стимулировать клиентов или семьи самостоятельно создавать собственные новые паттерны познания и поведения. Терапевт занимает позицию фасилитатора и намеренно задает такие вопросы, которые могут открыть новые возможности для самоисцеления” [Томм, 1987, стр. 167]. Многое из этого отзывается для меня как практика ОРКТ. Сами вопросы – это интервенция; они первичны, но не вторичны. Они не понимаются как средство открытия информации для определения дальнейшей терапевтической интервенции. Они есть то, что они есть. И сами эти вопросы нужны клиенту, а не терапевту. Они нужны для того, чтобы клиент начал слышать самого себя, отвечая на них. Если представить, что мы могли бы сформулировать такие вопросы идеально (хотя это будет трудно), клиент вовсе может не отвечать вслух. Но если размышления клиента в ответ на наши вопросы будут полезны ему, то это будет очень эффективный процесс терапии, ориентированной на решение. Итак, мы не стремимся узнать что-либо определенное о клиенте; мы не ищем подробную информацию о его мире; мы не стремимся “понять” наших клиентов и не будем выяснять, что заставляет наших клиентов меняться. Все, что нам необходимо делать – это задавать хорошие вопросы, помогающие процессу саморефлексии; такие вопросы, заданные сознательно и бережно, могут “служить для открытия новых возможностей” (давайте опустим “самоисцеление”). Понятия “Понимание”, “Знание”, “Информация” в данном случае – лишние для нас. Они не имеют никакого отношения к ориентированной на решение практике. Остается еще “Любопытство”. Мы не любопытны. Мы не задаем вопросы из “любопытства”. Если мы примем идею “Любопытства”, то нам придется принять и идею, что мы хотим “Знать” – то есть, быть “Любопытными”. В Ориентированной на решение практике мы делаем что-то совсем другое – мы задаем клиентам вопросы, которые приглашают клиента быть любопытными к самим себе, любопытными к своей жизни. Вот в чем дело… и это другое!
*) Karl Tomm (1987) Interventive Interviewing: Part 11. Reflexive Questioning as a Means to Enable Self-Healing. Family Process vol: 26 167-183